Александр Румянцев: «Научитесь быть счастливыми»

Фото: Фотобанк НК

 - Александр Григорьевич, вы возглавляете центр Димы Рогачева и национальное общество детских гематологов и онкологов. В последнее время теме детской онкологии уделяется достаточно внимания, да и наше издание нередко освещает эту тему. Но все время мучает вопрос: почему так катастрофически участились онкозаболевания? В чем причина такого масштабного распространения рака сегодня?
Я начну с главной позиции. Если честно, количество заболеваний среди детей не превышает числа заболеваний во всех регионах мира. То есть это общая тенденция. Показатель заболеваемости у нас был ниже, поскольку была хуже выявляемость рака. Сегодня улучшилась диагностика – резко возросла и выявляемость онкологии. И теперь дети, особенно первого года жизни, а также подростки получили возможность лечиться и диагностироваться адекватно. Сегодня мы выявляем врожденные и внутриутробные опухоли. Раньше такие дети погибали. Им диагностировали, как правило, вследствие какой болезни они умерли, но не причину её. Другой важный момент изменившихся цифр в статистике онкозаболеваний – это подростки, которые лечились как взрослые. Напомним, что в Советском Союзе дети лечились у педиатров только до 14 лет. Все, кто старше, относились уже к взрослым. Сейчас всё изменилось. Дети до 18 лет попали в группу ответственности врачей-педиатров. Теперь мы лечим нашего пациента втроем: мама, ребенок и врач. Таким образом, количество заболеваний не выросло, но с учетом правильной диагностики мы смогли выявлять самые сложные случаи и эти цифры (4 тысячи пациентов ежегодно – прим. ред.) привлекли ваше внимание.
За время существования новой России мы очень продвинулись по детской онкологии, количество выздоровевших детей с 1991 года с 7% выросло до 82%. Эти дети живут, они находятся в нашей среде, рядом с нами. Раньше было так: сколько заболело – столько и умерло.
Сейчас в Российской Федерации наблюдается более 35 тысяч детей, больных онкологией. Такого ребенка лечат и наблюдают в течение пяти лет. И если за это время нет обострения заболевания, нет рецидивов, ребенок снимается с учета и поступает в общую популяцию. Я вам сразу скажу: рак – не смертельное заболевание. Процент выздоровления очень высокий.
Для детей, перенесших онкологию, важно не только лечение, но и последующая реабилитация. Именно поэтому четыре года назад мы начали в России инновационный эксперимент, связанный с организацией реабилитации детей, выживших после рака. Количество пациентов накапливается, а что дальше с ними делать — неизвестно. Неизвестны отдаленные результаты всех наших манипуляций в ходе лечения: химиотерапии, лучевой терапии, операций, трансплантаций костного мозга, потому что многие расстройства, которые наблюдаются у таких пациентов, являются гетерогенно связанными с лечением. Как раз сейчас мы находимся в фазе развития новой технологии реабилитации детей, вылечившихся от рака.

– Как удалось добиться таких результатов? Энтузиазмом, подходом к детям? В чем причина, секрет? Действительно ли сейчас можно спасти любого ребенка? Технически — да. Практически — да. Но есть вещи, которые сегодня не зависят от врачей. Сегодня медицина шагнула далеко вперед, разработаны новейшие технологии лечения для некоторых видов опухолей. Что же касается секрета, то здесь я скажу так: должна быть цель! Профессиональная цель, когда врач занимается своим делом, собирает пациентов, переживает их неудачи (это же неудачи и наши, врачебные), но при этом продолжает двигаться вперед и достигать полного биологического излечения детей от опухолевых заболеваний.
Кроме того, мы не останавливаемся на достигнутом после того, как вылечили нашего пациента. Мы переходим на следующую позицию, которая, на первый взгляд, не относится непосредственно к онкологии, но она очень важна. Эта позиция связана с тем, как восстановить биологическую парадигму, в рамках которой ребенок должен был развиваться. С помощью различных медицинских программ, коррекции нейрокогнитивных и физических расстройств и других методик мы восстанавливаем маленького человека в развитии. Создаем ему такую восстановительную среду, чтобы развитие ребенка дошло до уровня полностью здорового в социальном, биологическом, учебном и других аспектах человека.

– Вот мы и подошли к реабилитационному центру «Русское поле». Сегодня центру три года, расскажите, пожалуйста, каких успехов удалось добиться за этот период?
Сама идея развития реабилитационного пространства для детей, выживших от рака, была новой для России. Считалось, если ребенок или взрослый человек выздоровели от рака, то это уже большое счастье. И хватит. Вот оказалось, что не хватит.
Можно серьезным образом сопроводить ребенка в период между очень интенсивным и поддерживающим лечением, которое он получил в пятилетний период наблюдения. Дать рекомендации семье в третьей части лечебного процесса. То есть восстановить полное биологическое развитие и активность ребенка.
Это предложение было изложено в качестве идеи многими людьми. Но понадобилось вмешательство Президента России, который услышал нас. Нам передали бывший санаторий Совмина СССР «Русское поле» в Чеховском районе примерно на 200 кроватей, предназначавшийся для высокопоставленных лиц. Это примерно 120 номеров очень высокого класса. Плюс уникальная природная площадка и уникальные возможности для развития и превращения подразделения санаторного типа в лечебно-реабилитационный центр для детей.
Для такого нового лечебно-реабилитационного центра пришлось создать и новые стандарты, ведь до этого в России не было ничего подобного. К стандартам необходимо было создать тарифный план, который должен оплачиваться государством. На это ушло определенное время. Кроме того, потребовалось насытить необходимыми технологиями реабилитационный центр для детей, подобрать соответствующие кадры.
Раньше ведь как считалось? Реабилитация проводится на курорте — вода, питание, свежий воздух. А у нас здесь совсем другая история, только этих составляющих недостаточно – у нас дети после онкологии. Нам пришлось полностью пересмотреть подход к реабилитации. Сегодня мы имеем примерно 18 тарифов на детей, выживших от рака. Нам удалось добиться того, что родители находятся вместе с детьми. Их питание и пребывание также оплачивает государство. Более того, если у родителей есть какие-то проблемы со здоровьем, они могут в этом лечебном учреждении пройти лечение за счет фонда медицинского страхования.
Кроме того, нам удалось создать проекты, которые поддержало Министерство здравоохранения в виде субсидий на апробацию протоколов медицинской реабилитации. Первый протокол начал работать в прошлом году — это для пациентов, которые имеют нарушения после опухолей заднечерепной ямки. Раньше такие дети все погибали, сейчас выживает 70%. И они нуждаются в специальных реабилитационных мероприятиях.
В этом году Министерство здравоохранения нас поддержало ещё в двух программах и выделило федеральное финансирование – в качестве апробации протокола реабилитационных программ детей, страдающих гемобластозами (это опухоли кроветворной иммунной системы). Следующая большая группа – пациенты после трансплантации костного мозга. Группа не имеет аналогов, здесь наш партнер – госпиталь святого Иуды в Мемфисе (США).

 - Что лежит в основе реабилитации?
Начнем с главного, с лечебного процесса. В основе любой реабилитации лежит восстановление рефлекторных функций, которые утрачиваются в результате лечения. Организм человека представляет собой формальную оболочку, в рамках которой мышцы, связки, кожный покров связаны развитием и движением. Самое важное здесь – грамотная научно обоснованная кинезиотерапия, которая должна помочь ускорить реабилитационный процесс. Всем известно, что у взрослого человека, находящегося в недвижимом состоянии, начинаются проблемы с костно-мышечным аппаратом, поскольку кость обновляется за счет интенсивного сокращения окружающих мышц. Это конструкция очень важная. С детьми все иначе, здесь существует такой термин — онтогенетическая реабилитация. Она зависит от возраста. Человек переворачивается, ползает, садиться, движется, пошел. Для каждого периода свой подход. Самая главная позиция в первые шесть лет развития ребенка — это завершение ориентации тела в пространстве. До тех пор, пока группа американцев не получила Нобелевскую премию за открытие навигатора в головном мозге, который есть у каждого человека, было непонятно, каким образом человек производит планирование своих физических функций. Например, смогу я перелезть с балкона на балкон к любимой девушке? Или прыгнуть на подножку движущегося трамвая? Сработает ли у меня система контроля? Это очень важно. Оказалось, что вот эта двигательная активность, связанная с реакцией на движение, формируется в структурах головного мозга - за это отвечает мозжечок. То есть мы движемся благодаря мозгу. При этом мы можем в обратном варианте его воспитать, и у детей это очень четко проявляется. Поэтому у детей онтогенетическое развитие связано с тем, что не нервы двигают мышцами, а мышцы обеспечивают нервную регуляцию. Мышечная активность, физическая нагрузка является важнейшим компонентом построения у человека структур, которые позволяют ему не только ориентироваться в пространстве, но и принимать правильные решения в сложных ситуациях.
Это не всё. Оказалось, что так называемые стандартные реабилитационные программы, которые существуют для обычных детей, здесь не подходят, нужны другие подходы – специально разработанные под каждого ребенка, с учетом его заболевания. Чтобы правильно назначить реабилитационный курс, нужно оценить физическую готовность ребенка принимать ту или иную нагрузку. Мы создали определенную систему, которая позволяет подобрать индивидуальную реабилитационную программу. Кроме того, физическая составляющая должна реализовываться под присмотром специалиста-инструктора. Ежедневно, включая субботу и воскресенье, ребенок должен хотя бы час проводить с таким специалистом, только планомерная работа с каждым пациентом может дать хороший результат. Это очень сложное дело.
В «Русском поле» на реабилитационном процессе сейчас находятся 150 детей и членов семей. А теперь представьте, если каждый ребенок ежедневно должен проходить часовую подготовку, сколько людей и кабинетов должны работать... Мы посчитали, что даже если работать в две смены, их должно быть по крайней мере десять. А лучше – двадцать. Этого нигде в мире нет. Но мы стараемся сейчас подготовить ту платформу, которая позволит провести второй этап строительства центра. Он будет оснащен и организован по имеющимся образцам.
Следующая вещь очень важная: оценка функций, от которых зависит движение. Главные двигательные рефлексы, сухожильные рефлексы, рефлексы, связанные с мелкой моторикой и т. д. Ориентация в пространстве. Установочный рефлекс на изменение положения тела. Есть примерно 12 нейрокогнитивных методик, которые никогда в медицине не использовались, а использовались в спорте, в различных других позициях нейрофизиологии. Мы их все собрали в центре. Создали такую нейрокогнитивную лабораторию и объединили компьютерной сетью все методики, чтобы ребенок вошел в зал для занятий, и компьютерная диагностика смогла проанализировать все его действия, чтобы потом было ясно, каким образом надо вести восстановление.
Следующий момент — академическая реабилитация. Проблема в том, что для взрослого человека его реабилитационный успех заключается в выходе на работу. Те навыки, что он заложил до болезни, наиболее быстро восстанавливаются. У ребенка все иначе, он приходит в школу. Школьная программа, пока он болел, уже пройдена. И чтобы не было этого пробела в учебном процессе, мы несколько лет назад организовали больничную школу для детей с известным педагогом России Евгением Ямбургом.
Это настоящая одиннадцатилетняя школа, в которой дети учатся, не прерывая лечение. Для них учеба становится отдушиной. Они не отпускают преподавателей, хотят с ними заниматься. Кроме того, занятия ведутся с гаджетами, в режиме онлайн. То есть, мы персонифицировали образовательный процесс. Безусловно, пришлось в него подключить большое количество педагогов, специалистов по методикам, по подходам. Сейчас это все уже реализовано. Более того, зампред правительства РФ Ольга Юрьевна Голодец провела на нашей площадке совещание с министрами субъектов Федерации, которые заинтересовались нашим подходом. Процесс стал развиваться и двигаться независимо от нас.
Надо отметить, что все это делается на деньги Московского департамента образования. Благодаря этим подходам и методикам изменилось представление о сфере образования. Это надо увидеть хотя бы один раз. Уже четыре года наши дети сдают ЕГЭ. В этом году девочка из Волгограда, тогда ещё с онкологическим заболеванием костей, получила золотую медаль и стала студенткой университета. В этом году 1 сентября дети пришли в масках, с капельницами, но торжественно одетыми.
Академическая площадка организована и в «Русском поле». Партнером проекта является южнокорейская фирма «Самсунг». Они поставляют электронные доски, специальные гаджеты для детей. Это всё можно увидеть у нас здесь — в «Русском поле». Чтобы восстановление шло быстрее, ребенок должен быть занят в течение дня в полном объеме. Таким образом, физическая, академическая и нейрокогнитивная реабилитация связаны между собой напрямую.
Я опускаю другие аспекты, такие, как социальная реабилитация. Здесь еще многое придется сделать, потому что дети, которые приезжают к нам на реабилитацию, а это порядка 2,5 тысяч пациентов в год, приносят с собой и часть культуры, которую трудно изменить. Но мы стараемся помочь ребенку и после того, как он уехал к себе домой в регион. Так, например, если школа по месту жительства не готова принять такого ученика, мы можем дать ему возможность учиться у нас дистанционно. Более того — мы добились у Министерства образования уникальной позиции: пока дети лечатся у нас, родители проходят специальную подготовку в качестве помощника учителя.

– Вам удалось повторить технологический банк крови Нью-Йорка, у вас есть банк стволовых клеток, проводятся все лабораторные исследования, включая генетические. Это реально похоже на фантастический фильм. Как удалось всё это сделать?
Есть на эту тему старая история у Чернышевского в романе «Что делать?». «Научитесь быть счастливыми». Счастье — это просвещение, образование, желание и возможность что-то из будущего перенести в настоящее. Если есть цель, ты должен её достигнуть. На это ушло у меня лично больше тридцати лет. Была цель подготовить такую команду специалистов, которая могла бы освоить все эти технологии. На это ушло время. Ни один специалист не был подготовлен здесь. Была подготовка по принципу Петра I, когда кадры готовились по определенным позициям за границей. Они привозили новые идеи, новые мысли, которые здесь должны были найти своё отражение. У нас основная масса уехавших людей вернулась работать сюда, но – уже с видением того, что делается в мире. Часть остались работать за рубежом, но ни один из них не потерял связь с нами.
У нас в любой части мира есть свои кадры, которые оказались очень продуктивными. В Европе, Америке, Канаде, Израиле, Японии, Корее есть люди, с которыми мы работаем. Надо было выйти на определенный уровень, чтобы с нами разговаривали зарубежные специалисты. Без интеграции в международное пространство и возможности спокойно апеллировать на международном уровне ничего невозможно создать. У нас сейчас пять официальных консультантов — четыре немца и американец, которые с нами работают по определенным направлениям.

– С чего все началось?
В 1992 году у нас не было своей клиники – на базе Детской Российской клинической больницы мы сломали один этаж и организовали отделение трансплантации костного мозга. Эту идею поддержал Михаил Сергеевич Горбачев, собравший нам миллион долларов. И один миллион долларов нам выделило под эту реконструкцию государство. Один из крупнейших тогда педиатров, гематолог из Германии профессор Гюнтер Шеллонг, который с нами сотрудничал, пришел ко мне в кабинет и сказал: «Профессор Румянцев, что вы делаете? Вы делаете трансплантацию! Сначала сделайте так, чтобы тараканы, кошки и другие животные не бегали здесь. Научите работать сестер. Куда вы замахнулись?!». А у нас не было времени. Я сказал, что разделяю его позицию, но в России очень трудно работать без перспективы. Всегда нужно, чтобы Данко бежал впереди, разрывая сердце (М. Горький – прим. ред.). Другого пути нет. Мы не можем двигаться поступательно, как на Западе, мы можем только развиваться прыжками. Главное — прыгнуть в нужную сторону.
Прошло 25 лет. В прошлом году здесь побывали немецкое радио и эксперты, которым далеко за восемьдесят. Они приехали в гости. И у них был шок. Они посмотрели и сказали, что я был прав. Сегодня наш центр является самым крупным в мире учреждением детской гематологии/онкологии. Мы делаем в год более двухсот трансплантаций костного мозга. Это означает, что каждый день на потоке, как на заводе, идут трансплантации.
Я начинал, когда умирали все онкобольные дети. А сейчас они живут. Наша идея победила. А теперь есть новые идеи, потому что благодаря этим достижениям, нашему признанию, мы стали визитной карточкой России в этой области в мире. Благодаря тому, что мы творчески развивались, мы развивались идеологически. Если цели нет — жизнь бессмысленна. Целеполагание и достижение результата — это путь к успеху. Нужно находиться в постоянном движении. Мы сейчас получили возможность к трансляции технологий в субъектах РФ. Мы являемся инкубатором по производству кадров, которые окружены новыми технологиями. Наш пророк — наука и поиск. То есть мы – охотники за знаниями. Поэтому сейчас, видя наши достижения (а мы входим в пятерку ведущих учреждений России), Министерство здравоохранения дало нам другое название. Теперь мы называемся Национальным исследовательским центром. Нам поручили курировать эту отрасль. Мы планируем создать новую структуру — это будет Институт управления и трансляционной медицины. Он не будет относиться к центру, а будет транслировать его работу. Есть личное поручение Президента РФ, чтобы мы стали центром подготовки кадров в области реабилитации, чтобы в каждом регионе нашей страны появился такой центр.
Наш центр — это конструктор многих узких специальностей, по сути, это базовый центр, в котором мы каждый день занимаемся новым поиском, чтобы достичь определенной цели и передать свой опыт другим врачам.

 – У вас много учеников, все они помогают людям в разных областях. Так, один из ваших учеников – Александр Шишонин – разработал свою методику реабилитации. Как к ней относитесь?
 Александр Юрьевич — мой ученик, он прошел большую школу и защитил диссертацию, посвященную как раз реабилитации детей. У него есть склонность к педиатрии, но многие элементы онкогенетической реабилитации он перенес на лечение возрастных пациентов. Доктор Шишонин работает как концептуальный специалист, понимающий, что контакт человека с внешней средой происходит в основном на мембранах. Если взять его книгу «Кибержизнь», она написана с точки зрения физико-химического состояния человека, которое позволяет провести медицинские действия по сохранению биоэнергетического баланса благодаря специальным физическим воздействиям. Так, часть этой концепции – его предложение с помощью специальных физических манипуляций, направленных на определенные органы, оптимизировать кровоснабжение мозга. Он снимает с помощью физических упражнений гипертонию, расстройства эмоционального плана, биофизические расстройства в шейной области.

– Как вы думаете, это медицина будущего?
Доктор Шишонин в молодые годы занимался проблемами плоскостопия и показал, что плоскостопие можно ликвидировать в течение 28 дней с помощью специального устройства, которое помогает сформировать мышцу. Этот опыт имел колоссальное значение. Многие расстройства, связанные с сердечно-сосудистой системой, о чем говорит Шишонин, связаны с тем, что мы должны управлять прежде всего венозным кровообращением (это 85 процентов крови). У Шишонина есть подход, который может быть использован для широкого круга заболеваний, в том числе и наших пациентов. Я думаю, это медицина будущего.
Я могу вам рассказать о моем учителе, профессоре Лидии Алексеевне Махоновой, которая в возрасте 85 лет собралась уже было умирать. Никакие врачи ей не помогали, она была прикована к инвалидной коляске. Я направил ее к Александру Шишонину. Недавно Лидия Алексеевна отпраздновала свой 90-летний юбилей – на ногах, без инвалидной коляски. Доктор Шишонин выбрал определенный путь, в рамках которого он движется. Это серьезный инструмент для того, чтобы продлить жизнь человека. К Александру Юрьевичу приходят люди, которые уже пострадали — травмы позвоночника, люди с гипертонией в запущенных случаях. Люди преклонного возраста с кучей болезней. Оказывается, всё это можно излечить особыми целенаправленными методами физической работы над собой. Движение – есть жизнь! 

Автор: Мария Ракова